- Ну, что я имею сказать вам? Верьте себе, просто верьте и радуйтесь: вот так!

Салли запрокидывает голову, звенит колокольчиками в рыжей гриве, и этот звон легко вплетается в шум поезда.

- Вам ещё наговорят полные уши всякой чепухи. Спорим, вас попытаются научить держать ручку правой рукой, считать оценочные стоимости и тщательно выбирать всё на свете, от теннисных туфель до друзей. Как будто в жизни и без того мало дурацких правил...
Знаете, моя бабушка умерла, когда мне было двенадцать, и оставила мне в наследство пять толстых тетрадок с рецептами. Пять! И, представляете, все моим почерком. Ей просто ужасно скучно было лежать в кровати целыми днями, вот она и просила меня посидеть рядом, и диктовала эти рецепты без конца. Всё жалела, что пропадут же.

Салли переходит на скрипучий старушечий голос, и мы невольно смеёмся.

- Люди, они так привыкли всё усложнять. Придумывают, как правильно резать лук, проявлять гостеприимство и целоваться. Вот бы им с таким же упорством помнить о своих детских мечтах, а? Вот почему никто ещё не написал книгу об архитектуре песочных замков? В ней было бы ничуть не меньше смысла, чем в этих ваших учебниках.

Салли задевает рукой чей-то чемодан и едва успевает подхватить его, но он всё же шумно валится набок, и на нас оглядываются.

- Была бы моя воля, никогда бы не поехала сюда учиться, да меня и не взяли бы. Выросла бы необразованной, зато рисовала бы портреты или играла на флейте, да мало ли, чем Рыжий не шутит. Сшила бы себе клетчатый фартук и каждый вечер ходила бы на озеро кормить птиц. Просто как-то раз, летним вечером, когда я возвращалась домой и едва не попала в аварию, мама ни слова не сказала, только посмотрела на меня серьёзно так и грустно. Мне тогда совсем крышу сносило, а теперь вот поумнела, даже старостой сделалась. Но вы-то, я надеюсь, вы же знаете, куда едете? Не будете жалеть об этой прорве времени? Главное - знать, чего хочешь на самом деле, вот. Сердцем слушать...

Салли чихает, и через мгновение машинист издаёт громкий гудок. Мы вздрагиваем и вскакиваем с мест.

- О! Да стойте, чего вы подорвались-то? Это ещё только мост - вон, смотрите, какие чайки! Люблю птиц, ничего с собой поделать не могу. Уж они-то знают, куда и почему несёт их ветер. Сильные и красивые, особенно на закате, с рыжими пятнами на крыльях. Может, я стану чайкой, когда придёт срок. Да, уж я бы не отказалась. Никаких тебе каменных стен, никаких таблиц и графиков, просто ветер и свет... Ладно, идёмте собираться. Кто первый за мной, тому - ириску!

Салли мчится по вагону, а мы - следом, нагруженные рюкзаками. Поезд едет всё медленнее, а потом наконец останавливается. Мы толкаемся в тамбуре и вылетаем на платформу, испуганно озираясь. На станцию спускается безумный алый вечер. Сверкающие волосы Салли издалека похожи на птичьи перья. Она оборачивается, машет рукой и смеётся. И кажется, что колокольчики смеются вместе с ней.